Св.преп. Кассиан Учемский (Кн. Константин Мангупский)
Зрелость. Из I Рима в III Рим.

В 1460 году, в 33-летнем возрасте, князь Константин навсегда оставил Родину: турками был покорен Морейский деспотат. Вся православная семья Фомы Палеолога, в том числе и дочь Зоя Палеолог, бежала на Корфу. По ходатайству Виссариона Никейского, активного участника флорентийской унии, Фома отправился искать убежище для своей семьи в Риме. Драгоценная святыня обеспечила ему благосклонный прием: перед тем, чтобы покинуть Патры, Фома взял с собой главу св. Андрея. Лишь только весть об этом распространилась, западные государи принялись оспаривать друг у друга честь владения святыми останками и делали Фоме соблазнительные предложения. Он, уступая настояниям Пия II (Римская курия и коллегия кардиналов назначили Фоме вполне приличное содержание в 6500 дукатов) предпочел Рим и перевез в католический город всю свою православную семью со свитой, к коей принадлежал и князь Константин Мангупский. (Подробнее см. П. Пирлинг, Россия и Восток). Палеологи прожили в Риме около двенадцати лет.

Рим в это время был средневековым городом, наполненный развалинами, монастырями, пораженными лихорадкой кварталами бедняков и огромными пустырями. Население города не превышало 50 тыс. человек. Рим жил ностальгическими воспоминаниями о былом величии. Но постепенно Вечный Город начинает оживать. На этот процесс немало повлияли греки, бежавшие после взятия турками Царьграда и поселившиеся в Риме. Именно они способствовали новому витку развития европейского искусства и науки. В Италии стремительно набирала силы Эпоха Возрождения. В середине пятнадцатого столетия был восстановлен папский дворец, основана Ватиканская библиотека. Опираясь на прогрессивных античных мыслителей, итальянские гуманисты XV века боролись за светскую культуру, за самостоятельную, не зависящую от теологии науку. Они добивались той умственной свободы, которая позволила бы человеку совершенствовать свои дарования и развивать свои творческие силы.

Папа Пий II (1458 – 1464 гг.) принимающий греков в свою страну, был человеком образованным, ценившим греческую книжную мудрость. Он интересовался космографическими и географическими темами, писал исторические труды.

После смерти Пия II папой стал Павел II. Он не был таким образованным человеком, как Пий II, но это – первый из понтификов, обративший внимание на восток, на Московию. Это далекое княжество могло стать не только надежным союзником в борьбе с турками, но и «хорошим материалом» для обращения в католичество. Узнав, что московский князь Иван III овдовел, он решил предложить ему в жены находящуюся под покровительством морейскую деспину Зою. Через грека, кардинала Висариона, он начал сношения с Иоанном III: в феврале 1469 г. Висарион отправил в Москву грека Юрия с предложением великому князю руки Софьи Палеолог. Как впоследствии оказалось, династический союз не принес Риму ожидаемых результатов.

Для московского князя это предложение было также выгодно: Москва становилась преемницей Византии, III Римом. Ему привезли из Рима портрет невесты, и князь на брак согласился. Он в следующем же месяце отправил в Рим своего посла - итальянца Ивана Фрязина, который повел дело очень удачно: он произвел на всех хорошее впечатление и усердно, вдали от Москвы и русских, исполнял в Риме все обряды католической церкви, скрыв, что сам давно принял православие.

Новый папа – Сикст IV (1471 – 1484 гг.) остался в памяти потомков человеком, который боролся за воссоединение Италии под эгидой Ватикана. Главной его задачей стало упрочение Рима, повышение его религиозного и культурного престижа в Европе. Он был создателем Сикстинской капеллы, основателем Апостолической библиотеки и огромной коллекции античной скульптуры. При нем творили великие итальянские мастера: Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль и многие другие.

Сикст IV продолжил дело предшественника на политической арене. В том числе, устроил брак морейской деспины с московским князем.

24 июня 1472 г. Софья Палеолог с многочисленной свитой (в которой состоял и 45-летний князь Константин) отправилась в дальний путь, на север. «Папа позаботился о том, чтобы Зоя была окружена во время своего путешествия приличной свитой, составленной из греков и итальянцев, не считая русских, возвращавшихся на родину. Вольпе остался во главе этого импровизированного двора. Между греками находился Юрий Траханиот, один из участников переговоров об этом браке; князь Константин, которого православная церковь чтит под именем Кассиана; Дмитрий – посланник братьев Зои».

Флоренция, Феррара, Падуя, Тренто, Австрийские Альпы, дебри баварских лесов и река Лех – правый приток Дуная... Дальше пошли вольные торговые немецкие города: Аугсбург, Нюрнберг, Форнхейм, Бамберг, Эрфурт, Ляйпциг, Магдебург, Брауншвейг, Люненбург. В честь высокой гостьи устраивались балы и рыцарские турниры; в Нюрнберге горожанки подарили Софье двадцать коробок конфет (пряников).

1-го сентября «Фрязи и Греки из Рима» прибыли с царевною Софью в Немецкий город Любек и по морю отправились в сторону Московии. 21-го сентября корабль прибыл в Колывань (Таллин). 1 октября гонец прискакал в Псков с приказом - готовиться к встрече будущей государыни. Встреча псковитянами и новгородцами была устроена торжественная, но Софья, не задерживаясь, спешила в Москву.

К удивлению русских везде, где ни останавливалась Софья, кардинал, сопровождающий процессию, облачался в странное красное платье и перчатки, которых не снимал даже для благословения. Перед ним постоянно несли крыж - латинский крест. Когда кортеж невесты Ивана III остановился в пятнадцати верстах от Москвы, боярину Федору Хромому отдали приказ любым способом заставить папского легата Антонио убрать крест, так сильно раздражавший людей. Он действовал решительно – просто отнял крест у папского посланника. Софья Палеолог въехала в Москву 12 ноября 1472 года, в четверг, и предстала перед Иваном III. В тот же день состоялось их венчание по всем православным правилам.

Софья Палеолог, царевна, известная в Европе своей редкой полнотой, привезла в Москву очень тонкий ум, предания, обычаи и герб византийского двора, гордость своим происхождением, досаду, что идет замуж за татарского данника. Ее влиянию приписывали решимость Ивана III сбросить с себя татарское иго. Софья ценилась в Москве и сама себя ценила не столько как великая княгиня московская, сколько как царевна византийская. Но зачастую бояре приписывали ей все неприятные им нововведения московского двора и относились с подозрительностью.

Зато женитьба князя Иоанна на Софье Палеолог стала поистине судьбоносной для Московии. При Иване III вырос международный авторитет Русского государства, составлен Судебник, развернулось большое строительство в Москве (в том числе, Успенского собора) и произошло оформление титула "Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Болгарский, и иных".

В возрасте 45-ти лет князь Константин Мангупский, как и большинство его спутников, навсегда остался в новой стране, холодной и чужой, совсем не оправдывающей их ожидания.

Марко Поло в свое время был впечатлен русским климатом: «По истинной правде, самый сильный холод на свете в России; трудно от него укрыться…»

Аристотель Фиораванти прибывший в Московию на два года позднее греческой делегации, описывал ее так: «Это было поразительное по своей необычности место: широкая панорама темной массы домов и заборов, обтекающей холмы, черная полоса кремлевской стены, за которой виднелась также масса домов, из которой лишь кое-где сколько-нибудь значительно приподнимались одинокие главки церквей».

По всей видимости, князь Константин чувствовал себя одиноко в чужой стране, среди непривычного уклада жизни. И стал особо ценить людей, родных по духу. На свадьбе московского князя и византийской принцессы Константин Мангупский познакомился и сблизился с братом Ивана III князем Андреем Большим Угличским.

Отношения между братьями-князьями складывались весьма непросто. Иван III постоянно боролся за упрочение московского княжества и всеми возможными средствами захватывал соседские земли. Он откровенно дразнил своих братьев (Юрий, Андрей Большой, Андрей Меньшой, и Борис), демонстрируя им свое превосходство и полную безнаказанность: то лишал их законной доли в наследстве, то игнорировал при дележке военной добычи, то швырял мелкую подачку одному, оставляя без внимания другого, то грубо нарушал право перехода, арестовывая своего боярина, перешедшего на службу к другому князю. Общественность ожидала от братьев решительного выступления против великого князя, а от князя – решительных ответных действий. Но ввиду татарской угрозы, Андрей и Борис примирились с Иваном в октябре 1480 года. Несмотря на перемирие, Иван III постоянно относился к братьям с опаской и в 1492 году решился на заточение князя Андрея Угличского (Большого) в темницу.

Московские интриги не ограничивались взаимоотношениями братьев. Одновременно в те же годы при дворе сложились две группировки феодальной знати, каждая – со своим лидером и своими задачами. Одну возглавляла Елена Волошанка, жена наследника престола, князя Ивана Молодого, сына Ивана III от первого брака. Вторая сформировалась в окружении "грекини" Софьи, которая мечтала о престоле для своего старшего сына Василия. Основанием для соперничества служили не только династические, но и религиозные и политические ориентиры участников этих блоков. В 1470 году в Новгороде образовался кружок еретиков. Иван III, сочувствуя им, двоих привез в Москву и поставил протопопами Успенского и Архангельского соборов. Великая княгиня и ее сторонники выступили противниками политики государя. В результате, Софья с сыном Василием были обвинены в заговоре, и Иван III посадил их "за приставы", казнив некоторых из окружения своей жены. Но все же Софья Палеолог добилась своего: великокняжеский титул получил князь Василий Иванович, грек наполовину, а Елена Волошанка и ее сын закончили свои дни в тюрьме.

Вот в такой непростой обстановке и жил князь Константин Мангупский. И когда великий князь Иван III предложил богатые дары своим иностранным гостям, и многие греки с радостью приняли города в управление, села в вотчины и заняли почетные должности в Московском государстве, князь Константин отказался от всего этого. Он, видимо, лучше других иноземцев понимал, что стал заложником ситуации. С одной стороны, иностранцы так навсегда и остались чужими для русичей; а с другой – не имели возможности уехать куда-либо. Даже Аристотель Фиораванти не сумел возвратиться в Италию: после подачи прошения великому князю, он был пойман, ограблен и посажен в темницу.

Князь Константин, прибывший в Москву в свите гречанки Софьи, возможно также оказывался причастен к интригам и, не желая в них участвовать, покинул Москву. Возможно также, он хотел бы, но не мог безнаказанно перейти в качестве боярина на сторону своего друга князя Андрея. И, получив согласие Ивана Васильевича, отправился боярином (ведающим светскими делами в епархии) к архиепископу ростовскому и ярославскому Иоасафу. Хочется верить, что Ростов был выбран не случайно. Административные территории не всегда совпадали с епархиальными. Ростов, с одной стороны, входил в состав московского княжества и прецедента перехода боярина не было, а с другой – являлся центром епархии, к которой относился Углич. У князя Константина появилась возможность по непосредственной службе посещать близкого по духу князя Андрея Большого Угличского.

Возможно, владыка Иоасаф со своим боярином князем Константином неоднократно бывал и в Ферапонтове монастыре, относившемся тогда тоже к Ростовской епархии. Когда же он, в связи с несогласием с политикой московского Государя, оставил ростовскую кафедру и удалился на покой в Ферапонтов монастырь, князь Константин последовал за ним, вольно или невольно, выступая в открытой оппозиции к Государю всея Руси.